«Песнь о вещем Олеге. Стихотворение Пушкина А.С

Читать стих “Песнь о вещем Олеге” Пушкина Александра Сергеевича, написанный в 1822 году, нужно как размышления молодого поэта на волновавшую его тему судьбы и рока. Взяв за основу летописный источник, поэт создал интересное произведение, похожее на образец романтического жанра – это своеобразная баллада, посвященная тайне смерти человека, которую не удалось постичь даже вещему князю. Учить его на уроке литературы в классе необычайно интересно, ведь фактически это фрагмент из “Повести временных лет”, “переведенный” на поэтический язык.

В тексте стихотворения Пушкина “Песнь о вещем Олеге” герои, описанные в летописи строго и скупо, оживают: характер князя – противоречив и суров, встретившийся ему в лесу волхв – вдохновенен и бесстрашен. Еще молодой, поэт демонстрирует свою способность рассказывать яркие, эмоциональные истории. Прочтя ее онлайн полностью, легко увидеть мотив предопределенности: хотя читатель и задается вопросом о том, что именно послужило причиной смерти Олега, тот факт, что судьба его была предсказана задолго до этого, автором постоянно подчеркивается. Также в произведении косвенно раскрываются отношения поэта и власти – взгляды Пушкина воплощаются в диалоге волхва и князя.

Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам,
Их селы и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.
Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.
«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмешь ты коня».
«Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе.
Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава - отрада;
Победой прославлено имя твое;
Твой щит на вратах Цареграда;
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.
И синего моря обманчивый вал
В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы…
Под грозной броней ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.
Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего…
Но примешь ты смерть от коня своего».
Олег усмехнулся - однако чело
И взор омрачилися думой.
В молчаньи, рукой опершись на седло,
С коня он слезает, угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.
«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
Расстаться настало нам время;
Теперь отдыхай! уж не ступит нога
В твое позлащенное стремя.
Прощай, утешайся - да помни меня.
Вы, отроки-други, возьмите коня,
Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг под уздцы отведите;
Купайте; кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с конем отошли,
А князю другого коня подвели.
Пирует с дружиною вещий Олег
При звоне веселом стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
Над славной главою кургана…
Они поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они…
«А где мой товарищ? - промолвил Олег, -
Скажите, где конь мой ретивый?
Здоров ли? все так же ль лего́к его бег?
Все тот же ль он бурный, игривый?»
И внемлет ответу: на холме крутом
Давно уж почил непробудным он сном.
Могучий Олег головою поник
И думает: «Что же гаданье?
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
Презреть бы твое предсказанье!
Мой конь и доныне носил бы меня».
И хочет увидеть он кости коня.
Вот едет могучий Олег со двора,
С ним Игорь и старые гости,
И видят - на холме, у брега Днепра,
Лежат благородные кости;
Их моют дожди, засыпает их пыль,
И ветер волнует над ними ковыль.
Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: «Спи, друг одинокой!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне, уже недалекой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!»
Из мертвой главы гробовая змия,
Шипя, между тем выползала;
Как черная лента, вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Ковши круговые, запенясь, шипят
На тризне плачевной Олега;
Князь Игорь и Ольга на холме сидят;
Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.

Как ныне сбирается вещий Олег

Отмстить неразумным хозарам:

Их села и нивы за буйный набег

Обрек он мечам и пожарам;

С дружиной своей, в цареградской броне,

Князь по полю едет на верном коне.

Из тёмного леса навстречу ему

Идёт вдохновенный кудесник,

Покорный Перуну старик одному,

Заветов грядущего вестник,

В мольбах и гаданьях проведший весь век.

И к мудрому старцу подъехал Олег.

«Скажи мне, кудесник, любимец богов,

Что сбудется в жизни со мною?

И скоро ль, на радость соседей-врагов,

Могильной засыплюсь землёю?

Открой мне всю правду, не бойся меня:

В награду любого возьмёшь ты коня».

«Волхвы не боятся могучих владык,

А княжеский дар им не нужен;

Правдив и свободен их вещий язык

И с волей небесною дружен.

Грядущие годы таятся во мгле;

Но вижу твой жребий на светлом челе.

Запомни же ныне ты слово моё:

Воителю слава – отрада;

Победой прославлено имя твоё;

Твой щит на вратах Цареграда:

И волны и суша покорны тебе;

Завидует недруг столь дивной судьбе.

И синего моря обманчивый вал

В часы роковой непогоды,

И пращ, и стрела, и лукавый кинжал

Щадят победителя годы...

Под грозной бронёй ты не ведаешь ран;

Незримый хранитель могущему дан.

Твой конь не боится опасных трудов;

Он, чуя господскую волю,

То смирный стоит под стрелами врагов,

То мчится по бранному полю.

И холод и сеча ему ничего...

Но примешь ты смерть от коня своего».

Олег усмехнулся – однако чело

И взор омрачилися думой.

В молчанье, рукой опершись на седло,

С коня он слезает, угрюмый;

И верного друга прощальной рукой

И гладит и треплет по шее крутой.

«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,

Расстаться настало нам время;

Теперь отдыхай! уж не ступит нога

В твоё позлащенное стремя.

Прощай, утешайся – да помни меня.

Вы, отроки-други, возьмите коня!

Покройте попоной, мохнатым ковром;

В мой луг под уздцы отведите;

Купайте; кормите отборным зерном;

Водой ключевою поите».

И отроки тотчас с конём отошли,

А князю другого коня подвели.

Пирует с дружиною вещий Олег

При звоне весёлом стакана.

И кудри их белы, как утренний снег

Над славной главою кургана...

Они поминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они.

«А где мой товарищ? – промолвил Олег. –

Скажите, где конь мой ретивый?

Здоров ли? Всё так же ль легок его бег?

Всё тот же ль он бурный, игривый?»

И внемлет ответу: на холме крутом

Давно уж почил непробудным он сном.

Могучий Олег головою поник

И думает: «Что же гаданье?

Кудесник, ты лживый, безумный старик!

Презреть бы твоё предсказанье!

Мой конь и доныне носил бы меня».

И хочет увидеть он кости коня.

Вот едет могучий Олег со двора,

С ним Игорь и старые гости,

И видят – на холме, у брега Днепра,

Лежат благородные кости;

Их моют дожди, засыпает их пыль,

И ветер волнует над ними ковыль.

Князь тихо на череп коня наступил

И молвил: «Спи, друг одинокий!

Твой старый хозяин тебя пережил:

На тризне, уже недалёкой,

Не ты под секирой ковыль обагришь

И жаркою кровью мой прах напоишь!

Так вот где таилась погибель моя!

Мне смертию кость угрожала!»

Из мёртвой главы гробовая змея

Шипя между тем выползала;

Как чёрная лента, вкруг ног обвилась,

И вскрикнул внезапно ужаленный князь.

Ковши круговые, запенясь, шипят

На тризне плачевной Олега;

Князь Игорь и Ольга на холме сидят;

Дружина пирует у брега;

Бойцы поминают минувшие дни

"Песнь о вещем Олеге"

Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам:
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.

Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.

«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмешь ты коня».

«Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе,

Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава - отрада;
Победой прославлено имя твое;
Твой щит на вратах Цареграда;
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.

И синего моря обманчивый вал
В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы...
Под грозной броней ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.

Твой конь не боится опасных трудов:
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю,
И холод и сеча ему ничего.
Но примешь ты смерть от коня своего».

Олег усмехнулся - однако чело
И взор омрачилися думой.
В молчанье, рукой опершись на седло,
С коня он слезает угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.

«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
Расстаться настало нам время:
Теперь отдыхай! уж не ступит нога
В твое позлащенное стремя.
Прощай, утешайся - да помни меня.
Вы, отроки-други, возьмите коня!

Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг под уздцы отведите:
Купайте, кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с конем отошли,
А князю другого коня подвели.

Пирует с дружиною вещий Олег
При звоне веселом стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
Над славной главою кургана...
Они поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они...

«А где мой товарищ? - промолвил Олег,-
Скажите, где конь мой ретивый?
Здоров ли? всё так же ль легок его бег?
Всё тот же ль он бурный, игривый?»
И внемлет ответу: на холме крутом
Давно уж почил непробудным он сном.

Могучий Олег головою поник
И думает: «Что же гаданье?
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
Презреть бы твое предсказанье!
Мой конь и доныне носил бы меня».
И хочет увидеть он кости коня.

Вот едет могучий Олег со двора,
С ним Игорь и старые гости,
И видят: на холме, у брега Днепра,
Лежат благородные кости;
Их моют дожди, засыпает их пыль,
И ветер волнует над ними ковыль.

Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: «Спи, друг одинокий!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне, уже недалекой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!

Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!»
Из мертвой главы гробовая змия
Шипя между тем выползала;
Как черная лента, вкруг ног обвилась:
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.

Ковши круговые, заленясь, шипят
На тризне плачевной Олега:
Князь Игорь и Ольга на холме сидят;
Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.

Текст для обсуждения:
"Реальный материал изучения Хазарии дает однозначный вывод - Хазария - важнейший из прародителей русских земель. Скифы-сарматы-хазары-русские - это одна непрерывная этническая цепь. Археологически культурные слои поселений хазарских времен - это непрерывное развитие культуры людей одного антропологического типа, тождественного современному, от 5 тыс. лет. до н.э. - до 17-18 веков, когда на эти земли началось массовое переселение людей из центральных губерний России.

В предложенной работе указываются многочисленные источниковые следы, указывающие на то, что хазары и русы есть если не тождественные народы, то родственные народы.
И делается это не впервые.
*** Основной теоретик славянофильства А.С. Хомяков (1804-1860) был первым в России, кто, в книге 1840-го года "Записки о всемирной истории", выстроил арийскую генеалогию русской нации, основываясь на идее скифского происхождения. Как он пишет, славянам предназначено славное будущее благодаря связям с предполагаемой родиной белого человечества - Восточным Ираном, или Скифией. Хомяков утверждает территориальную, лингвистическую и национальную преемственность русской истории от скифов, описанных Геродотом в V веке до нашей эры, до появления Новгорода и Киева 1300 лет спустя на территории, простирающейся от античной Бактрии в Центральной Азии до Новгорода. Чтобы нарисовать пространственно-временной континуум между первыми арийцами и современными русскими, Хомяков включает в свою схему все степные народы: скифов, сарматов, массагетов, вендов, антов, гуннов, болгар, хазар и даже гóтов - всех их он не стесняется назвать "океаном славянских народов".

Так почему же хазарский след игнорируется историками?
Выскажем предположения:

1) Хазария невыгодна славянофилам - из-за того, что Хазария оказалась державой с иудаистской религией. Язык не поворачивался записывать иудаистов в свои предки.

2) Хазария оказалась невыгодной сионистам. Поскольку иудаизм хазарской верхушки, отделение этой верхушки от собственного народа - являлись политической причиной упадка и гибели каганата.

3) Хазария оказалась невыгодной императорскому дому Романовых. Поскольку хазарские земли Нижней Волги - стали оплотом антиромановского сопротивления с такими несомненно яркими фигурами как Разин и Пугачев.

4) Хазария оказалась невыгодной историкам советским. Тождество хазар и казаков разрушало удобную схему историографии о происхождении казачества из беглых крепостных. Приходилось отказываться от столь приятных сердцу крестьянских войн под предводительством... А если еще учитывать ленинское расказачивание...

5) Хазария оказалась невыгодной тюркским националистам. Поскольку она вычеркивала из истории значимость тюрок в истории Волжской Булгарии(вообще говоря, этнически - угро-финской, - но, вероятно, с русско-хазарской элитой). Хазария же, пригревшая под крылом власти наемников-кочевников в качестве противовеса собственному русскому населению, по-видимому, породила и последующий взлет тюркских степных империй. Не даром Сарай располагался в зоне именно коренных Хазарских земель - один Сарай почти напротив Волго-Донского перешейка, другой - невдалеке от Астрахани.

А что нам дает хазарская версия русской истории?

1) Восточно-европейская цивилизация выравнивается исторически со всеми ранними европейскими цивилизациями. Геродотовские скифы городов еще не строят, но скифское золото - уже в ходу. Наследница скифов и сарматов Хазария ведет успешную борьбу с арабским завоеванием. Ровно в те же времена, когда арабов с трудом останавливает Карл Великий на юге Франции. Но уже к этому времени восточно-славянская этническая общность расколота. Хазарский вариант истории полностью объясняет длинную цепь крепостей, нацеленных с одной стороны на оборону киевско-черниговских славян от славян-хазар, с другой стороны хазарские крепости, назначенные для обороны хазар от славян западно-русской ветви. И коль скоро, хазарские укрепления были построены мощным государством, то и противолежащие им укрепления строились ничуть не менее мощным государственным конгломератом, ставшим в последствии летописным новгород-киевским государством Рюриков.

2) Хазарская версия открывает возможность понимания последующих перипетий восточно-славянской истории. А именно. Раскол восточных славян на противоборствующие лагеря приводил к смещению границ. Поход Святослава, разгромившего Каганат - временно объединил все восточно-европейские земли в едином этнически однородном государстве. Не устранив при этом культуры и значимости восточной части. В последующем эстафета борьбы за влияние на Русской равнине перешла к Владимиро-Суздальской Руси, тесно связанной по Волге с Булгарией и хазарскими(казачьими) землями. Взятие Андреем Боголюбским Киева в 1169 году - можно рассматривать как обратный ход маятника. Перемещение исторической инициативы к восточной ветви русского народа. Опирающейся на экономику Поволжья и доходы от волжского торгового пути.

Убийство Андрея Боголюбского - можно рассматривать как судорожную попытку перехвата инициативы. Недаром часть историков связывает это убийство с деятельностью орденских немцев. А власть западной группы русских княжеств с древнейших времен была в тесном контакте с родственными ранее славянскими германскими князьями. И с западно-славянскими властителями. Активно участвуя в западно-европейской политике. Включая претензии на венгерскую корону. Включая замужество дочери Ярослава Мудрого на французском короле.

Гибель Андрея Боголюбского восстановила прозападную ориентацию Владимиро-Суздальских земель. И только карательный поход Батыя вернул контроль Поволжской Руси-Орды над Владимирскими землями.
А перед этим с кем на Калке сражалась Орда? - с князьями Киевскими и Черниговскими.

Вот он мостик! Не невесть откуда пришедшие монголы! А те же самые казаки-хазары, окрепшие для востановления порушенного более двух столетий назад статус-кво. Причем в этом случае совершенно нормальными оказываются и традиционные союзнические связи казаков и тюрками. В Хазарии тюрки были наемным конным войском при верховном правителе. И никуда они не делись - пришла пора воевать, - они вошли в состав тюкско-казачьих войск - Орды. После Калки восстановили традиционное доминирование в Булгарии. Восстановили суверенитет над Владимиром. И только потом - сокрушительный поход на Киев и Европу.

И вот она версия Фоменко - тюркско-казачья Орда. Вот он гумилевский стратегический союз Руси и степи против немецкого "Дранг нах Остен".
Вот они множественные города с корнем Сар по Волге. И никаких чертей! Монголы с берегов Онона и Керулена просто не нужны. татарское покорение государства Хорезмшахов - не более чем продолжение той же внутренней войны, в которой хазары=казаки с помощью традиционно союзной конницы кочевников восстановили суверенитет над отколовшейся было от хазар территорией. Само название Хорезм ряд авторов связывает, кстати, с хазарами же. Разгром Хорезма - всего-лишь восстановление фронта ставшей уже традиционной борьбы с сепаратистами арабо-персидского мусульманского сообщества, расколовшего германо-славяно-иранскую арийскую праимперию. Центром которой, видимо, была все та же Хазария.

И сразу становится естественным необычный факт. Ордынские цари-ханы давали ярлыки на Владимирское княжение. Но не давали владимирским князьям ярлыков на киевское княжение. При традиционной исторической версии это не вполне логично. Если Орда - нечто пришлое, то вся Русь выступает ордынским улусом, которому желательно единое управление. Но если Орда есть не более, чем продолжение истории русской Хазарии, то Сарай сам рассматриваетс себя как законного претендента на Киевский стол. Линия противостояния Востока и Запада Русской равнины традиционно проходила в степи, приближаясь к Киеву. И чего управлять Киевом через удаленный Владимир, когда он вот - под боком. Традиционно хазарские славянские земли Нижнего Дона плавно переходят в земли славян северских и в земли славян, живущих в Киеве. Другое дело - далекая Залесская Русь. Только там и нужно делегирование власти. А здесь - прямое управление в рамках единого народа.

Из хазарской версии следует и традиционный византизм церкви Центральной России против колебаний между Римом и Константинополем на Украине и в Литве. Византия - древнейший союзник Хазарии. естественный союзник. И против мусульман юга, и против западноевропейских варваров. Ударной силой последних, направленной против и Византии, и против Хазарии регулярно становились славяне связанного с Западом киевско-новгородского государства.

Хазария - указывает на существование на Русской равнине исторического маятника. Качание которого передает господство над русскими землями то восточной, то западной ветви правящих элит. Экономическая сила Поволжско-Уральско-Северо-Кавказского региона - основа для перхвата инициативы восточной элитой и расширения славянской империи на Запад, Юг и Восток. Наоборот, потеря этого могущества сопровождается укреплением западной элиты - и откалыванием от империи контролируемых территорий. И в Средней Азии. И на Западе. С последующим дроблением этих территорий и переподчинением влиянию других центров."